http://www.sakhapress.ru/mobile/archives/222539

РИГ SAKHAPRESS.RU Париж, Нью-Йорк, Брюссель, Тичино, Лондон. Именно в этих городах живут и работают дети российских высших чиновников и депутатов, которые ругают Запад.

И, судя по словам и поступкам детей, возвращаться в Россию они не планируют.

Елизавета Пескова

18-летняя Елизавета Пескова, дочь пресс-секретаря российского президента Дмитрия Пескова, не так давно опубликовала в своем Instagram пространный пост, в котором заявила, что возвращаться в Россию не собирается, а попытки Кремля заставить чиновников вернуть своих потомков на родину охарактеризовала словами "насильно мил не будешь". Елизавета сейчас живет в Париже.

Николай Мизулин

Сын депутата Госдумы Елены Мизулиной Николай в прошлом году женился в США на мужчине и не собирается возвращаться в Россию, ведь здесь запрещены однополые браки. По данным «Диванной сотни», он сочетался законным браком в Сиэтле с сыном экс-министра образования России Андреем Фурсенко. Интересно, что Мизулина выступила против телеканала «2х2», обвинив телевизионщиков в показе мультфильмов, пропагандирующих гомосексуализм. «В майские праздники я следила, чтобы внуки - им 3 и 6 лет - не смотрели канал «2х2», там идут мультики, которые у взрослых вызывают отторжение, это 18+ - невозможно смотреть, а показывают круглые сутки», - приводили слова Мизулиной СМИ.

Сергей и Александр Лебедевы

Внуки Владимира Жириновского, Сергей и Александр, по сообщениям СМИ, учатся в швейцарской школе. Их родители делают немалые пожертвования в учебное заведение, чтобы отпрыскам жилось хорошо. Согласно информации в открытых интернет-источниках, стоимость обучения за прошлый учебный год в TASIS в Швейцарии составляла 71,8 тыс. швейцарских франков (около 2,9 млн рублей). Это стоимость полного пансиона, куда включено обучение, проживание, питание, прачечная, постельное белье, базовая медицинская страховка, налоги, учебники, лабораторная практика, мероприятия, зимнее катание на лыжах, школьные путешествия. Стоимость не пансиона, а дневной школы зависит от класса, в котором обучаются дети: за 6-ой класс - 39 тыс., 7-8 классы - 42 тыс., 9-12 и послешкольное обучение - 44 тысячи швейцарских франков.

Екатерина Лаврова

Дочь министра иностранных дел России Сергея Лаврова родилась в Нью-Йорке. Окончила школу на Манхэттене и Колумбийский университет. После окончания учебы девушка уехала на стажировку в Лондон. Там Екатерина познакомилась с сыном фармацевтического магната, выпускником Кембриджа Александром Винокуровым. В 2008 году пара поженилась, а в 2010-м Катя родила сына. Сейчас зять министра занимает должность президента холдинга «Группа «Сумма» и входит в состав совета директоров ОАО «Новороссийский морской торговый порт».

Алена Миньковская

Алена - американская журналистка российского происхождения, дочь советской фигуристки Ирины Родниной и российского бизнесмена еврейского происхождения Леонида Миньковского. Ее мама - настоящий патриот - советская фигуристка, трёхкратная олимпийская чемпионка, десятикратная чемпионка мира, российский общественный и государственный деятель, депутат Государственной Думы V-VI созывов. Алена редко бывает в России и даже не думает сюда переезжать жить.

https://www.сайт/2018-08-01/elena_mizulina_o_svoem_politicheskom_puti_feminizme_i_syne_zhivuchem_v_evrope

«С 1993 года мои взгляды не изменились»

Елена Мизулина - о своем политическом пути, феминизме и сыне, живущем в Европе

Максим Блинов / РИА Новости

Сенатор от Омской области Елена Мизулина — одна из политиков, которых принято относить к лагерю ультраконсерваторов. При этом когда-то она представляла партию «Демократический выбор». сайт поговорил с Еленой Мизулиной о том, как она прошла путь от политика либерального толка до борца за семейные ценности.

— Когда вы заинтересовались политикой? В студенчестве, например, была она вам интересна?

— Нет, не интересовалась. Меня интересовало получение ученых степеней, сперва кандидата, потом доктора юридических наук. Но с этого все и началось. Я защитила докторскую диссертацию как раз в период, когда страна переходила от социалистического строя к новому, демократическому. Моя диссертация была посвящена философии уголовного процесса, я изучала дореволюционное законодательство, зарубежное, занималась социологией, философией. После защиты кандидатской диссертации меня позвали на работу в Ярославский педагогический университет, и там оказался редкий библиотечный фонд из бывшей библиотеки Демидовского лицея, я фактически одна занималась с этими книгами. Я считала, что буду реализовываться как юрист, как ученый, но наступил 1993 год. В феврале я как раз защитила докторскую диссертацию, причем в ней не было ссылок ни на съезды партии, ни на Маркса, ни на Энгельса, ни на Ленина, что мне вменяли мои оппоненты, но в итоге на защите голосование было единогласным за присуждение мне докторской степени.

— И как из ученого вы стали политиком?

— Как я уже говорила, шел 1993 год. И готовились поправки в тогдашнюю Конституцию РСФСР, они пришли в Ярославский областной совет. Уже при этом работало Конституционное совещание в Москве, обсуждался проект Конституции от Анатолия Собчака, были поправки Верховного Совета. Наш Ярославский областной совет решил обратиться к ученым и попросил дать заключение. Для этой работы позвали двух профессоров, меня и заведующего нашей кафедрой теории права. Нам дали слово на заседании областного совета. С тех пор меня стали приглашать разные комитеты и комиссии, звать в эфиры…

— То есть, как сейчас говорят, вы стали медиа-персоной?

— Можно и так сказать. Были даже смешные ситуации, когда, например, я выступаю на комиссии в Ярославской областном совете, после нее стою общаюсь с журналистами. Ко мне подходят коммунисты, говорят: «Вы сказали ровно то, что мы хотели высказать». Потом подходит лидер местного «Демократического выбора» и говорит: «Вы сказали все то, что мы предлагаем». Журналисты это слышат и смеются, и я тогда поняла, что, если нет партийной ангажированности, то и расхождений особых у здравых людей нет. Это все было летом 1993 года, потом случились все известные события.

Фото из архива Елены Мизулиной

— Как вы восприняли события 1993 года?

— Расстрел парламента я воспринимала и воспринимаю отрицательно. В 1999 году я работала в парламентской комиссии по импичменту президенту Борису Ельцину, и мы расследовали те события. И могу сказать, что у меня до сих пор нет ответа, можно ли было в тех условиях избежать кровопролития. И та и другая стороны вышли тогда за рамки права.

— В какой момент вы стали участвовать в выборах?

— Это был очень интересный период, ведь в стране появилась Конституция прямого действия, такого раньше не было. Мы с мужем, конечно, переживали, обсуждали все это. И вдруг ко мне приходят с предложением участвовать в выборах в первую Государственную думу. Видимо, сыграли роль мои выступления по поводу Конституции. Кроме того, мы тогда в вузе открыли исследовательский центр, изучали приватизацию.

И совпало еще одно обстоятельство: в 1992 году Ельцин издал указ о приватизации жилья, но дома, признанные памятниками культуры — а это весь центр Ярославля, включая дом, где у нас была тогда квартира, — приватизации не подлежали. Нас, всех жителей района, обвинили в незаконной приватизации квартир. Мы с супругом тогда стали основными ответчиками, вокруг нас сплотились все местные жители, и мы выиграли процесс. Тогда ко мне сперва пришло общество «Мемориал» с предложением выдвигаться на выборах, пришел его глава Юрий Борисович Морковин, с которым мы общались. Он знал, что все решения мы принимаем вместе с мужем, Михаилом, и позвал нас на прогулку. Мы пошли гулять, и он вдруг говорит: «Лена, как ты смотришь на то, что мы тебя выдвинем в Государственную думу?» Я так удивилась, говорю: «Да зачем мне это надо?» Ни я, ни муж ничего не ответили. А через месяц мне муж говорит: «Знаешь, а ты можешь выиграть выборы». Я ему говорю: «Если ты это организуешь», он рассмеялся и сказал: «Организую».

Тогда нам помогали бесплатно многие активисты, о моей кампании много писали журналисты. Но я решила избираться не в Госдуму, а в Совет Федерации. Причина была проста: я уже понимала, что в Госдуме один в поле не воин, надо вступать в партию, а мне это было не близко. На этих первых выборах кандидата, кстати, могла выдвигать не только партия, а могли и общественные объединения. Мне предложили выдвигаться «Демвыбор России», Движение Аркадия Вольского и Экономический совет Ярославской области. Я до сих пор помню, как пошла на заседание «Демвыбора России», на котором решали вопрос по выдвижению кандидатов. Моими конкурентами на одно выдвижение были федеральный инспектор и еще кто-то. Это были протопраймериз. Меня спросили: «Мы вас выдвинем, но вы же будете потом делать все, как мы скажем»? Я говорю: «Не буду. Вы меня пригласили, потому что вам импонируют мои взгляды и моя смелость. По Конституции мандат свободный, а не императивный. Если вас это устраивает, я согласна на выдвижение». И меня выбирают кандидатом! В итоге на два места нас в бюллетене было трое — я, губернатор и легендарная личность Дмитрий Стародубцев, брат тогдашнего тульского губернатора. И я выиграла с огромным отрывом.

— Вы сказали, что принципиально не хотели связывать себя ни с одной партией, но на следующие выборы в Госдуму вы уже шли от партии «Яблоко».

— Я была в Совете Федерации одним из тех, кто настаивал на прямых выборах в него. Но ряд депутатов тогда сговорились с Ельциным и приняли законопроект голосами Думы (тогда такой закон не подлежал обязательному рассмотрению в Совете Федерации) о том, что в верхнюю палату парламента входят губернаторы. Совет Федерации перестал быть выборным, а я больше политикой заниматься и не хотела. Но ко мне приехал Григорий Явлинский, по-моему, это был август 1994. Явлинский предложил баллотироваться в Государственную думу от «Яблока». Вместе с Сергеем Иваненко они меня уговаривали часа два, я им ответила: «Я подумаю».

Владимир Федоренко / РИА Новости

Сперва я от предложения отказалась. Они приехали во второй раз, мы с мужем долго обсуждали, взвешивали за и против. Одним из решающих аргументов стало то, что в Совете Федерации я начала много процессов, и бросать их было жалко. Потом я еще раз отозвала свое согласие, потом снова согласилась, но решила идти по одномандатному округу. Более того, я пришла 2 сентября 1995 года на съезд «Яблока» и подала письменное заявление в партию, причем это было первое письменное заявление в «Яблоко». До этого заявления были устными, и об упорядочивании процесса никто не задумывался. Выборы я выиграла, но первый год в Госдуме мне не нравилось, было привыкание. Кроме того, в том созыве шло серьезное противостояние с коммунистами, они пытались вносить фактические советские законопроекты, и моя задача во второй Думе по сути была — не дать просочиться советским конституционным нормам в законодательство новой страны России; например, была попытка отменить презумпцию невиновности.

— Примерно в те же годы, что вы работали в «Яблоке», с ним начал сотрудничать и бизнесмен Михаил Ходорковский. Вы с ним сталкивались?

— Нет, и о сотрудничестве с Ходорковским «Яблока» я не знала. Возможно, все же он с «Яблоком» начал сотрудничать немного позже. Борис Ефимович Немцов мне потом говорил, что с «Яблоком» в те годы сотрудничал олигарх Владимир Гусинский, но я не знала и этого, и не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. Могу только сказать, что на выборные кампании у нас денег не было. Я ходила на встречи с избирателями с одной листовкой на самой дешевой бумаге, где с двух сторон была убористым шрифтом набрана наша программа, информация о кандидате и все остальное. Зато было много встреч с избирателями, ну и была неформальная поддержка журналистов.

— Почему и как вы разошлись с Явлинским в конце 90-х?

— Я уже говорила, что меня партия делегировала в комиссию по импичменту, меня сделали зампредседателя. Импичмент мог состояться, но только по одному обвинению — по обвинению в незаконном вводе войск на территорию Чечни. Я, кстати, еще в Совете Федерации выступала против ввода войск. Ельцин тогда обратился к обеим палатам с письмом и просил дать ответа на четыре вопроса: надо ли вводить войска, надо ли садиться за стол переговоров с Джохаром Дудаевым и так далее. Мы тогда не дали четких ответов, а я была автором альтернативного постановления: против ввода, но за объявление чрезвычайного положения и переговоры. Наш проект набрал только 23 голоса. Но тайный указ выходил и за рамки того ответа, который был принят, Совет Федерации ввод войск не одобрял. Так что импичмент по данному обвинению был возможен. Я считаю, что Явлинский тогда сыграл роль в том, что не вся фракция поддержала импичмент…

Александр Поляков / РИА Новости

Вторая «ласточка» случилась в 1999 году, когда началась Вторая Чеченская война, боевики вторглись в Дагестан, и Явлинский сделал с парламентской трибуны заявление, не согласовав его с партией «Яблоко», осудив действия наших силовиков, которые в той ситуации, напротив, я считала правильными. То же самое, кстати, случилось, когда Госдума голосовала по кандидатуре Евгения Примакова на должность премьер-министра. На заседании фракции мы обсуждали, как голосовать и договорились (это четко проговорил Владимир Лукин): «Не отказывайтесь, если представителям партии будут предложены какие-то посты в правительстве, давайте обсудим». Явлинский же выступил с трибуны от «Яблока» произнес ровно противоположные тезисы: «никаких должностей нам не предлагать», ему потом предложили пост вице-премьера, но он все равно отказался.

Но разошлись мы не из-за этого. Как я уже сказала — из-за заявления по Чечне в разгар избирательной кампании 1999 года. До этого заявления у «Яблока» по стране был рейтинг 22%, после заявления они превратились в 5%, мы еле преодолели барьер. Параллельно в Госдуму прошел «Союз правых сил», который провел активную кампанию, а многие люди на уровне региона были выходцами из тех же организаций, что и представители «Яблока» — «Мемориал», «Демвыбор». Встал вопрос о том, не пора ли нам объединиться с СПС. Многие из партии, и я в том числе, выступали за то, чтобы создавать единую массовую мощную демократическую партию. У нас в Ярославле на уровне региона мы с СПС работали единым блоком, и организационно, и юридически. Явлинский же говорил «Если мы объединимся, мы проиграем», а я говорила: «Если не объединимся, проиграют и те и другие». Мне тогда стало очевидно, что он губит демократическое движение в России своими личными амбициями, и я ушла. Я устала говорить избирателям: «Когда мы придем к власти, все будет замечательно», потому что они спрашивали: «А когда вы придете к власти?» Я поняла, что с такой позицией Явлинского мы никогда к власти не придем.

Личный архив Елены Мизулиной

— Вы сейчас рассказали мне историю политика демократических взглядов, но нынче вас относят к лагерю ультраконсерваторов. Был какой-то поворотный момент?

— Мои взгляды нисколько не изменились. Я изложила впервые свои взгляды на собрании по выдвижению меня в Совет Федерации в 1993 году Демвыбору России, и с тех пор они неизменны. Другое дело, что я находила компромиссы, оставаясь верной своим принципам.

«Я воздерживаюсь от жесткой критики федерального правительства»

— Переходя к событиям уже недавним. Вы считаете, что выборы 2011 года в Государственную думу были фальсифицированы и «Справедливая Россия», партия, от которой вы тогда баллотировались, пострадала от фальсификаций?

— Мое юридическое образование всегда выводило меня на взвешенную точку зрения. Я не могу утверждать, что были масштабные фальсификации, потому что не было юридической документации, подтверждавшей размах. Те документы, которые были, не давали масштабной картины, к сожалению. Поэтому я считаю, что политика — это искусство возможного. В ней всегда будет ожесточенная борьба, но благодаря ей идет развитие. Опровергнуть результаты мы не смогли, и тратить время на то, чтобы до бесконечности обжаловать результаты, мне не кажется рациональным.

— Вы, возможно, останетесь сенатором при новом главе Омской области, тоже выходце из «Справедливой России» Александре Буркове. У вас возникают разногласия в работе? Например, когда ваши личные инициативы не находят у него понимания?

— Александр Бурков — один из коллег по фракции, которых я всегда уважала. Он нестандартно мыслит, он смелый, у него есть принципы, он их отстаивает, сам себя сделал. У нас всегда было взаимное профессиональное уважение, и оно сохраняется в нашей работе. Например, сейчас, когда мы разрабатываем «антипедофильские» поправки, он меня поддерживает. Я всегда его при этом информирую.

В том, что касается области, моих выступлений и вопросов на правительственных часах, я нахожусь на связи с правительством Омской области, и у нас очень серьезная и постоянная коммуникация. Конечно, сейчас сенатор — это очень уязвимый статус. Когда я выиграла свои первые выборы по округу и за меня проголосовало более 240 тысяч ярославцев, я ощущала себя свободной и независимой, но сейчас я представляю исполнительную власть региона, это совсем иная ситуация. Поэтому я в каких-то моментах воздерживаюсь от жесткой критики федерального правительства. Но с другой стороны, страна очень изменилась с 1993 года. Поверьте, многое из того, о чем мы только мечтали в «Яблоке» или «Справедливой России», воплотилось в жизнь.

Максим Блинов / РИА Новости

— Давайте поговорим о вашей текущей законопроектной деятельности. Ваша рабочая группа сейчас разрабатывает поправки в «антипедофильское» законодательство. При этом Госдума уже принимает поправки в то же законодательство, но разработанные другой рабочей группой во главе с Ириной Яровой. Почему нельзя было сделать один пакет? Насколько это все скоординировано?

— Мы договорились с Ириной Анатольевной Яровой в августе встретиться и обсудить наши предложения, чтобы, возможно, часть включить в ее пакет поправками ко второму чтению. Когда наша группа в декабре 2017 года начала работу, группа Яровой работу уже прекратила, как нам сказали в ее аппарате. Но наша рабочая группа вышла, как мне кажется, на более масштабный спектр вопросов и другой объем работы. Как я уже говорила, часть поправок, может быть, включим в ее законопроект ко второму чтению, часть, возможно, внесем отдельно.

— Несколько дней назад в Серпухове педофил убил 5-летнюю девочку Вайду, надругавшись над ней. И я слышала такое мнение по вопросу борьбы с педофилами, что, когда закон приравнивает изнасилование ребенка к убийству, насильник наверняка не оставит его в живых, терять ему нечего. Сразу оговорюсь, у меня нет ответа на этот вопрос. Что вы думаете?

— Я не разделяю такую позицию. Я считаю, что наказание определяется степенью общественной опасности преступления и что наказание должно отпугивать преступника. Но мы говорим не только об ужесточении ответственности. Мы обсуждаем, а кто совершает такие преступления? Многие говорят, что большинство таких преступлений совершают кровные родственники ребенка, но это не совсем так. Правильно то, что это, как правило, люди, которых ребенок знал и которым он доверял: друзья родителей, соседи, учителя и так далее. Важно дифференцировать и это при определении тяжести преступления. Кровные родственники на самом деле как раз реже всего совершают такие преступления. А вот, например, отчимы — это куда более частый случай, поэтому, когда женщина вступает в повторный брак, имея ребенка, она всегда должна присматриваться к будущему мужу и отчиму ее ребенка. То же самое — с опекунами.

Что еще надо учитывать при работе над законодательством в этой сфере — то, что педофилию долго не признавали видом психического расстройства, заболеванием, нарушением сексуального предпочтения. Сегодня Всемирная организация здравоохранения признает это болезнью. Далее с этой болезнью человек может быть невменяемым — видит ребенка и не может себя контролировать, а может болеть, но знать об этом и стараться собой управлять. Такие люди могут быть социализированы. Психиатры говорят, что, если человек знает о болезни и понимает, что болен, он может ее купировать, в том числе медикаментами. Но куда он может обратиться? Анонимных центров по данной проблеме нет, и может случиться, что врач, наоборот, сообщит в правоохранительные органы о таком пациенте, его начнут проверять, и человек озлобится и откажется от лечения. Нет центров психиатрической помощи таким людям и в колониях, но ведь человек не излечится сам по себе — отбыв наказание, выйдет и снова совершит преступление. Но у нас же нет даже обязательной психиатрической экспертизы для людей, подозреваемых в таких преступлениях.

При этом есть часто необъяснимая снисходительность со стороны тех, кто расследует такие преступления, кто выносит им приговоры. Я при этом не говорю, что нет судебных ошибок, злоупотреблений со стороны потерпевших, ситуаций оговора, но задача законодателя — найти середину, не кидаясь из стороны в сторону. В том числе надо найти меры, которые позволили бы оградить от преследования невиновных людей.

— Одна из поправок, которые обсуждаются у вас на рабочей группе, как раз предусматривает обязательную видеофиксацию допроса несовершеннолетнего потерпевшего, чтобы, с одной стороны, уменьшить количество следственных действий с ним, с другой стороны, это может помочь в ситуации оговора, когда следователь задает наводящие вопросы и по ним едва ли не сам придумывает картину преступления. Я знаю, что МВД высказывалось против этой поправки. Удалось ли найти компромисс?

— На уровне рабочей группы мы пришли к согласию. Практически все поправки уже согласованы со всеми участниками рабочей группы. Есть пока дискуссия по полному сложению наказаний, когда речь идет о приговоре по преступлениям против несовершеннолетних, не достигших 15 лет, когда у преступника не исключена вменяемость.

— Один из громких ваших законопроектов — это декриминализация семейного насилия, если оно случается впервые, на второй раз уголовная ответственность сохранена. Вы общались с центром помощи женщинам «Сестры», с женщинами, которых мужья бьют годами, сталкивались со случаями, когда в полиции просто отказывают женщине в регистрации заявления по семейным побоям, а потом муж ее убивает, часто — с детьми?

— С «Сестрами» мы вообще много работали вместе, делали проект поправок в уголовное законодательство по теме препятствования практике торговли женщинами и детьми. Но, на мой взгляд, тема семейного насилия не носит в России такого размаха, как где-то на Западе, это не наша традиция, особенно применительно к детям…

— А Домострой как же?

— У нас уже давно не Домострой, и в православной традиции этого нет. Может быть наказание ребенка, но не избиение. Скорее более распространено — но тоже не в таком масштабе — насилие супругов по отношению друг к другу, не родители и дети, не братья и сестры, а супруги, причем женщины страдают чаще. Возвращаясь к вашему вопросу, случаи семейного насилия можно квалифицировать по многим статьям, там более 40 составов. Например, речь может идти о нанесении легких телесных повреждений, статья 115, а не просто о побоях. Почему ее не применяют? Почему не применяют статью 117 «Истязания»? Но полиция гонит эти заявления по статье 116 «Побои», потому что там доказывать ничего не надо, достаточно показаний самого потерпевшего.

Я не против того, чтобы законодательство предусматривало дифференцированные меры ответственности за совершение насильственных преступлений, но против произвола в этой сфере, когда под видом борьбы с домашним насилием просто делают отчетность. А теперь смотрите, что получилось, когда перевели это преступление в случае первого правонарушения в административный состав: эти дела стало невозможно прекратить. Потому что как происходило раньше? Женщины сами часто добровольно забирали заявления. Теперь же прекратить дело невозможно, и число административных дел по этой статье выросло в разы.

Дмитрий Духанин/Коммерсантъ

Есть еще один момент. Когда вокруг этой темы начали спекулировать, продвигать на Западе, что в России огромный размах семейного насилия, а наказания нет, упустили важный момент. На Западе нет такой дифференциации между административным и уголовным Кодексами, то, что у нас называется «административным правонарушением», у них это «уголовным проступок», который не дает судимости, но судится по уголовному законодательству. Только в некоторых странах бывшего соцлагеря сохранилась такая же система, как у нас, изобретенная в СССР. Если вы сравните Административный и Уголовный кодексы, вы увидите, что часто составы правонарушений похожи, различается лишь общественная опасность. Поэтому, когда начались спекуляции, я удивилась этому, у нас законодательство по домашнему насилию более развито, чем в других странах. Другое дело — отказ в приеме заявлений в полиции.

— Как вы лично считаете, если женщину впервые ударил супруг, что ей делать? Уходить от него или оставаться и пытаться решить проблему?

— Это выбор женщины. Кризисные центры все разъясняют правильно, но женщины должны знать, куда пойти. В начале нулевых мы начинали работать с «Сестрами», таких центров не было, а сейчас они по всей стране. Женщине есть где укрыться, но проблемы теперь другие. Например, родители пострадали от насилия со стороны детей, или мужчина с детьми, или пострадали, например, от деда; почему нельзя укрыться семьей? Нужны семейные кризисные центры. Разъяснять надо, но право выбора остается за женщиной, в конце концов, есть право на прощение. Но я, конечно, никогда не оправдываю мужчину, который поднимает руку на женщину.

«Я никуда не могу выезжать»

— Как вы относитесь к феминизму?

— Скорее негативно. Феминизм вытесняет мужчин из нашей жизни, а я не представляю себе, чтобы в нашей жизни не было мужчин, это скучно и неинтересно. Я вообще считаю, что у нас вымирает мужское население, что мужчин тоже надо поддерживать. В этом плане феминизм — это отчасти вынужденное явление. При этом я доверяю женщинам. Почти всегда моими помощниками были и остаются женщины, я таким образом проявляю женскую солидарность и поддерживаю их. А вот к женским партиям я всегда относилась отрицательно, но даже скорее с юмором, они всегда проигрывали конкурентную борьбу. Женщина может возглавлять партию, но в ней должны быть и мужчины. При этом мужчина не может не быть амбициозным, он готов рисковать, ему надо что-то строить, а женщина должна быть рядом, советовать. Нам больше нравится процветать, а не бороться.

— Насколько я знаю, у вас в планах есть еще изменение законодательства по сектам. Может быть, проясните?

— Я возглавляю рабочую группу по данному вопросу. Тема касается религиозных групп, тема болезненная, и нам еще надо провести ряд консультаций. Это будет направлено в первую очередь против мошенников, которые под видом религиозных групп используют разные психотехники, отбирают у людей имущество, склоняют их к терроризму, экстремизму и так далее.

— Вам регулярно предъявляют претензию, что ваш сын живет за границей, работает в компании, придерживающейся либеральных ценностей, и что это непатриотично. Вам есть что ответить?

— Патриотизм определяется не тем, живешь ли ты и работаешь в России или за ее пределами. Так вышло, что мой сын получил прекрасное образование, он закончил МГИМО, Оксфорд, институт в Берне, владеет пятью языками и является международным судебным юристом, выступает в международных судах. Я могу вам сказать, что даже сложно понять, где он больше всего живет, он бывает в России почти каждую неделю, но и не только в России. Он защищает интересы многих российских предпринимателей. Патриотизм — это любовь к Родине, умение гордиться ею. У моего сына российский паспорт, и он выступает в международных судах наравне со многими знаменитыми зарубежными адвокатами.

— После 2014 года вас внесли в санкционные списки Евросоюза и США. Ваша жизнь изменилась?

— Да, изменилась. Естественно, я никуда не могу выезжать, ограниченна в передвижениях, я реже могу видеть семью сына. В свое время я активно участвовала в международной парламентской дипломатии, представляла наш парламент в международных организациях. Сейчас такой возможности у меня нет. Но сказать, что я от этого несчастна, не могу.

— Как вы относитесь к пенсионной реформе?

— Я наблюдаю за тем, как идет обсуждение, слушаю, что говорят люди. Но я остаюсь последовательной: уровень гарантий, то есть права, которые люди имели на момент принятия закона, должен сохраняться. Если вы хотите перейти на другие правила, вы должны предложить альтернативу, но выбор должен оставаться за людьми. Если хотите, чтобы люди перешли на другую систему, предложите им выбор, который будет им интересен. Право выбора должно быть у людей.

— Сейчас обсуждается вопрос о возможном смягчении статьи 282 УК РФ («Разжигание розни»). Как вы считаете, стоит ее смягчать или нет?

— Если бы у нас в законодательстве тоже ввели понятие «уголовные проступки» вместо нынешней системы, проблема была бы решена. Полностью перевести экстремизм в Административный кодекс явно сложно, но сейчас мы видим, что по разным сферам идет подход с учетом кратности деяния. Если деяние совершено в первый раз, это одна история и тут может быть частичная декриминализация, если же повторно — это уже уголовное деяние.

Есть еще один подход, когда учитывается способствование человека раскрытию преступления. Если люди понимают, что ошиблись, и помогают раскрыть преступление, это тоже должно давать им определенные возможности при назначении ответственности. Я думаю, по этой статье есть правоприменительная практика, которая показывает перекосы. Значит, есть над чем подумать. Но я остаюсь при своем: самый плохой уголовный закон — ничто по сравнению с плохим уголовно-процессуальным законом, потому что хорошая уголовно-процессуальная система может перевесить все недостатки плохого уголовного закона.

Россия вышла в мировые лидеры по количеству детей, учащихся в Великобритании. С 2005 по 2017 год их стало больше на 77%, пишет консалтинговая компания Knight Frank. В 2016-2017 годах в английские частные школы поступили 608 детей из России. Russiangate вспоминает, кто из чиновников оплатил учебу наследников в престижных учебных заведениях Великобритании.

Екатерина Винокурова

Дочь главы МИД Сергея Лаврова получила в Великобритании степень магистра. Екатерина Винокурова окончила Лондонскую школу экономики (London School of Economics) в 2006 году. А сегодня стоимость двухлетнего обучения на магистерской программе для иностранного студента составляет £56 тыс или 4,4 млн рублей. Это один из самых престижных лондонских вузов.

Первое образование Винокурова получила в Америке. Сперва она училась в The Dwight School – одном из элитных учебных заведений Манхэттена, а затем отправилась изучать политологию в Колумбийский университет.

Анастасия Железняк

Старшая дочь депутата Госдумы Сергея Железняка училась в Лондонском университете королевы Марии (Queen Mary University of London). Это один из крупнейших университетов Великобритании: у него даже есть собственный студенческий городок в центре Лондона – с общежитиями, ресторанами и банками. Анастасия Железняк с 2012 по 2014 год изучала в английском университете международные отношения. Три года обучения дочери обошлись отцу в 3,7 млн рублей. Стоимость одного года обучения на этой программе для иностранных студентов сейчас составляет £16 тыс.

На этом вливания Железняка в английскую образовательную систему не заканчиваются. В 2014 году Анастасия поступила в магистратуру в Кингс-колледж (King"s College London). Там она стала магистром по специальности анализа рисков в сфере географии. Стоимость обучения на этой программе для иностранных студентов составляет £19 тыс или 1,5 млн рублей в год.

Николай Ремезков

Один из сыновей депутата Госдумы Александра Ремезкова – Николай Ремезков в 2008 году оказался в элитной британской частной школе-пансионе Malvern College. Помимо стандартного набора предметов, дети в этой школе изучают латынь, религию, дизайн, театральное дело и искусство дебатов. Стоимость обучения в Malvern College достигает £36 тыс или 2,8 млн рублей в год.

Николай Мизулин

Член Совета Федерации от Омской области Елена Мизулина тоже отправила сына учиться за рубеж. С 2002 по 2003 год Николай Мизулин изучал гуманитарные науки в Оксфордском университете. Это – лидер рейтингов самых престижных учебных заведений мира, а обучение там платное. Чтобы провести год в Оксфорде, нужно запастись суммой порядка £20 тыс или 1,6 млн рублей. После учебы в Англии Мизулин не захотел возвращаться на родину – сейчас он проживает в Бельгии и работает партнером в американской юридической фирме Mayer Brown. "Руспрес" отмечает еще один скандальный (учитывая "сценический образ" Мизулиной) факт: эту компанию часто называют "лучшим местом для трудоустройства ЛГБТ-юристов".

Алексей Голубев

Сын губернатора Ростовской области Василия Голубева окончил магистерскую программу по бизнес-администрированию в Вулвергемптонcком университете (University of Wolverhampton). Чтобы повторить судьбу сына губернатора, сегодня придется отдать в казну университета £12 тыс или 1 млн рублей за один год обучения.

Юрий Белых

Экс-губернатора Кировской области Никиту Белых сейчас судят за получение взяток на сумму €600 тыс. Еще до возбуждения дела он отправил старшего сына Юрия учиться в английскую школу-пансион. О своем намерении он сам сообщил своим читателям в ЖЖ, назвав его «очень сложным решением».

Тогда Белых не указал название школы, однако суммы трат на учебу сына всплыли в суде. Об этом рассказал товарищ Белых – Алексей Пыхтеев , который одно время распоряжался финансами экс-губернатора. Он подсчитал, что на учебу сына Юры в школе Великобритании уходило порядка 2,5 млн рублей в год. Согласно антикоррупционной декларации за 2015 год, Белых зарабатывал примерно такую же сумму за год – 2,1 млн рублей.

31.07.2016 By

Сын депутата Госдумы Мизулиной Николай женился в США на мужчине (ФОТО)

Избранником отпрыска главы комитета по вопросам семьи и брака, по сообщениям прессы, стал сын экс-министра образования Андрей Фурсенко. Брак был зарегистрирован в Сиэтле.

Интернет-пространство наводнили сенсационные новости о бракосочетании сына депутата Госдумы от «Справедливой России», главы комитета по вопросам семьи, женщин и детей Елены Мизулиной Николая с мужчиной.

По данным «Диванной сотни», он сочетался законным браком в Сиэтле с сыном экс-министра образования России Андреем Фурсенко.

Торжественное событие произошло еще 29 июня, но информация об этом появилась в прессе в начале июля. В сети уже разгорелся скандал по этому поводу, пользователи социальных сетей живо обсуждают степень достоверности этой новости. Так или иначе, но слухи о нестандартной ориентации Николая Мизулина активно курсировали в сети года два назад. Более того, как выяснилось, молодой мужчина является партнёром в крупной международной юридической фирме Mayer Brown, известным в Бельгии работодателем для членов ЛГТБ-сообщества и спонсором ЛГТБ-организаций.

Об этом на своей странице в Facebook рассказал публицист Альфред Кох. Как уточнила в своём «Твиттере» журналист «Новой газеты» Елена Костюченко, фирма Mayer Brown «занимает топовую позицию в ЛГТБ-шном рейтинге и является «лучшим местом для трудоустройства ЛГТБ-юристов». Как отмечают блогеры, в Бельгии, где работает сын Мизулиной, однополые браки разрешены с 2003 года. Тем не менее скандальный брак был зарегистрирован в США.

09.07.2017 , By

Сотрудники Следственного комитета изъяли документы о смерти российского журналиста Антона Носика. Специалисты проверят достоверность данных о кончине общественного деятеля. Материалы проверки по факту смерти Антона Носика находились в полиции. Теперь этим делом будут заниматься сотрудники управления СК по Московской области. Популярное: Лучше платья не найти! Свадебное фото дочери Веры Глаголевой произвело фурор Первое, на что обратят […]

31.05.2018 , By

Жертвами убийцы стали его двоюродный брат и две женщины, зашедшие к нему в гости. Трагедия разыгралась в доме по улице Уткина 23 января. Сначала в экстренные службы поступило сообщение о пожаре в одном из частных домов. После того как пламя потушили, в сгоревшем строении были обнаружены три трупа — мужчины и двух женщин. Предварительная экспертиза […]

– Не понимаю, почему вопрос педофилии всегда возникает, как только заговаривают об ЛГБТ. Если посмотреть на криминальную статистику по Соединенным Штатам (но какая разница, люди везде одинаковые, выборка одна и та же), абсолютное большинство задержанных педофилов гетеросексуальной ориентации. Я отказываюсь обсуждать вопросы ЛГБТ в какой-либо связи с педофилией. Какими логическими умозаключениями или научными изысканиями это подтверждено? – Вы изучали поправки к законопроекту, которые сейчас подготовила Елена Мизулина и ее товарищи? Что вы думаете об этом законе? – Закон, на мой взгляд, просто нарушает права граждан Российской Федерации на самовыражение, самоопределение, вмешивается в их личную жизнь. Думаю, что он будет приводить к волне преступлений на почве ненависти, и это уже, как мы видим, началось. А также к большому количеству самоубийств, особенно среди подростков. Это тоже уже началось. Когда такие деятели, как Мизулина и Милонов, по телевизору об этом в определенном тоне говорят, это наводит преступников на мысль, что они могут потом оправдаться, что им показалось, что человек, которого они убили, – гей, и они якобы совершали патриотический поступок. Так произошло в Волгограде и на Камчатке. Это первые результаты этого закона. Понятное дело, что прикрываться благими намерениями типа повышения рождаемости по меньшей мере странно. Большинство населения было, есть и будет гетеросексуальным, а проблемы демографии гораздо более глубокие в России. Такое впечатление, что если Россия избавится от геев, то сразу дела пойдут в гору. Конечно, с геями, или с евреями, или с цыганами бороться легче, чем с алкоголизмом, наркоманией, безработицей и другими социальными проблемами, которые действительно ведут к демографической проблеме. Легче найти козлов отпущения и отвлекать население надуманными проблемами. – Вы сказали, что ведете дела беженцев из России. Больше стало обращений от российских геев, которые просят убежища в Соединенных Штатах? – Да, причем резко. Мы поражены происходящим в России и не знаем, как это понимать. Мы никогда не считали Россию страной третьего мира с соответствующим менталитетом и порядками. А сейчас не поймешь, что ты читаешь: то ли это новости с Ближнего Востока, то ли из России. Соответственно, люди чувствуют это и обращаются. По крайней мере, в два-три раза возросло количество обращений по сравнению с прошлым годом. Люди, безусловно, желают уехать. – А сами американцы достаточно знают о всплеске гомофобии в России и привлекает ли он внимание больших правозащитных организаций? Намереваетесь ли вы проводить кампании в знак протеста против законопроекта Мизулиной и аналогичных инициатив? – Мы работаем с "Эмнести Интернэшнл", с "Хьюман Райтс Уотч" и "Фридом Хаус". Американцы, которые работают в поле общественных организаций и внутри ЛГБТ-сообщества Соединенных Штатов, знают, что происходит, очень нас поддерживают, и мы ожидаем, что эта поддержка будет возрастать. Акции, конечно, будут проводиться. Другое дело, что правозащитная работа более важна с точки зрения проведения образовательных мероприятий, распространения информации, помощи конкретным людям. Это, на мой взгляд, гораздо более важные аспекты правозащитной деятельности, нежели просто митинги. Митинги тоже нужны, но мне кажется, что это не самое главное. – В Америке тоже есть свои гомофобы. На днях произошла очень любопытная история, когда 11-летний мальчик бросил вызов известному гомофобу в штате Теннеси. Вы могли бы рассказать, что произошло? – Конечно, в Америке много проблем, мы с ними работаем. Здесь они свои. Меня больше всего поражает разница, когда я читаю комментарии к статьям по теме. Антон Красовский написал статью, ее перевели ИноСМИ, я для интереса сравнил комментарии на русском языке и на английском. Все-таки у нас гомофобы ведут себя совершенно по-другому, а самое главное, что нет этого ощущения государственной поддержки. И вообще на каком-то подсознательном уровне они понимают, что ведут себя, мягко говоря, неприлично. Поэтому и фразы, и обороты, и подходы соответствующие, все это пытаются замаскировать. А в России нет, там оголтело, в лоб высказывают то, что действительно думают. Что касается этого мальчика, то его третировали в школе в связи с нетрадиционной ориентацией, поэтому родители вынуждены были обучать его на дому. В какой-то момент Марсель даже думал о самоубийстве. Штат Теннесси очень консервативный, в 2012 году там рассматривался законопроект Don"t Say Gay, в случае принятия которого учителя в школах не могли бы освещать вопросы нетрадиционной ориентации. Более того, они должны были бы сообщать родителям, если бы посчитали, что школьник или школьница проявляют признаки "иной" ориентации. Законопроект был инициирован республиканцем Джоном Реганом, но не прошел на голосовании. В 2012 году Регану каким-то образом удалось получить награду от общественной организации StudentsFirst, защищающей интересы детей в публичных школах. Ему дали награду как "Реформатору школьного образования ". Марсель Нигад посчитал, что этот политик такого звания не заслуживает, и собрал более 50000 подписей под петицией. StudentsFirst, само собой, лишили Регана присужденного ранее титула и, более того, заявили, что никогда не поддерживали его законопроектов. Это хороший показатель гражданской ответственности и показывает, что любой гражданин, даже 11-летний, имеет право быть услышанным, имеет право на самовыражение, имеет право создать гражданскую инициативу открыто и поменять менталитет своих сограждан в том штате, где он живет. – Вряд ли что-либо подобное может произойти в России… – Жаль, что нет возможности на двери каждого российского гражданина повесить плакат со словами Марка Твена, что политики – как пеленки, и менять их нужно так же часто. А еще, что власть не нужно уважать. Они работают на вас. Это они вас должны уважать, отчитываться перед вами. Я не знаю, как вдолбить это в головы россиян, что никакого доброго батюшки-царя им не нужно и что они могут и должны делать свое будущее и нести за него ответственность. Дмитрий Волчек